— Не лезьте в мои дела, сукин вы сын!
— Я понимаю, что вы расстроены, коммандер, но могу эти же слова адресовать и вам. Позвольте вам кое-что сказать. Мне не нравятся американцы вроде вас, которые получили прекрасную подготовку за счет налогоплательщиков, а теперь продают свой опыт иностранным правительствам за деньги! Я ясно выразился?
— Меня не интересует ваше мнение. Вы и ваша система убили мою жену, и вы знаете об этом. И я вам, ублюдкам, ничего не должен!
— Тогда не путайтесь у нас под ногами. У меня есть дюжина прекрасных агентов, гораздо более умелых, чем вы, и я без всякого сожаления мог заменить вас ими. Окажите мне услугу, бросьте это дело.
— И не мечтайте! Убили моих друзей, хороших друзей, а один из них, который чудом остался жив, возможно, никогда больше не сможет ходить! А вы со своими профессионалами, как всегда, оказались беспомощны. Я не брошу это дело, а вам советую просто следить, за моими действиями, потому что я собираюсь вывести вас на Кровавую девочку!
— Знаете, коммандер, я вполне это допускаю, потому что, как я уже сказал, вы хорошо подготовлены. А что касается наблюдения за вами, то в нем можете не сомневаться, поскольку ваше оборудование настроено на частоту наших макрокомпьютеров. Вернемся к нашим делам, коммандер. По настоянию ваших людей, которых поддержал Палиссер, средства связи с вами и ответчик будут обслуживаться специально отобранными людьми, не имеющими доступа к телефонам. Честно говоря, я считаю эту меру предосторожности излишней, и она расстроит наших людей... ведь это будут самые лучшие.
— О'Райан тоже был самым лучшим. Вы сказали им о нем?
— Я вас понимаю... — Директор молчал некоторое время, потом продолжил:
— Возможно, и скажу, хотя у нас и нет конкретных доказательств его предательства.
— Разве мы с вами в суде, господин разведчик? Он был там и она была там. Один из них остался жив, другой нет. Разве наши правила сопоставления фактов изменились?
— Нет, они не изменились. Случайные совпадения бывают слишком редко, если вообще бывают в нашем деле. Возможно, я объясню своим людям, что он хотел втереться к ней в доверие, и этого будет достаточно. Служебное расследование очень плохо влияет на моральное состояние людей, а все эти люди заслуживают доверия. Надо будет подумать над этим.
— Не надо думать. Расскажите им про О'Райана! Какие вам еще нужны доказательства? Территория побережья — сотня тысяч квадратных миль, так почему же его убили в нескольких сотнях ярдов от того места, где находилась Бажарат?
— Это нельзя считать неопровержимым доказательством, мистер Хоторн...
— Как и в случае с моей женой, господин директор. Но и вы и я знаем, что убило ее! Нам не надо думать об этом, мы знаем! Неужели вы не пришли к такому выводу? Если нет, то зря занимаете свое кресло.
— Я сделал этот вывод много лет назад, молодой человек, но с точки зрения моего теперешнего положения интересы дела требуют от меня другого вывода. Я предпочел бы многое изменить, но не могу сделать это только своей личной властью. Даже несмотря на то, что мы сейчас с вами работаем в одной команде.
— Нет, господин директор, я работаю в своей команде... в пределах разумного, если это вас больше устроит. Но не в вашей. Повторяю, я ничего не должен вашим ублюдкам, а за вами долг передо мной, который вы никогда не сможете оплатить. — Кровь бросилась в голову Хоторну, он с такой силой швырнул трубку, что расколол пластмассовый корпус аппарата.
Раймонд Джиллетт, директор Центрального разведывательного управления, наклонился над столом, массируя пальцами ужасно болевшие виски. Странно, но он вспомнил Сайгон, и эти воспоминания наполнили его злостью и сожалением, хотя он и не мог понять почему. И вдруг все стало ясно — это Тайрел Хоторн... вернее, то, как он поступал сейчас с бывшим офицером военно-морской разведки. Та же резкая боль, что и в Сайгоне.
Тогда там, во Вьетнаме, молодой офицер-летчик, только что закончивший академию ВВС, был сбит во время выполнения боевого задания и выпрыгнул с парашютом из горящей машины рядом с границей Камбоджи, менее чем в пяти милях от тайных, замаскированных дорог, по которым осуществлялось снабжение отрядов Вьетконга. Одному Богу было известно, как этот человек выжил в джунглях и болотах, прячась от вьетконговцев, но ему это удалось. Он пробрался на юг через реки и леса, питаясь ягодами, корой и кореньями, и наконец добрался до своих. История, которую он по возвращении рассказал представителю разведки, была просто невероятной.
Он видел тайный склад размером с двадцать футбольных полей, вырубленный в склоне горы, где сотни грузовиков, танков, бензозаправщиков и бронетранспортеров постоянно прятались днем, чтобы ночью продолжить свой путь на юг. По словам молодого офицера, там же находился и склад боеприпасов, потому что он видел, как туда заезжали груженные боеприпасами грузовики, а выезжали пустыми.
Офицер разведки, который допрашивал тогда летчика, а теперь сидел за столом в кресле директора ЦРУ, сразу вспомнил о германской секретной ракетной базе в Пенемюнде времен второй мировой войны. Полное уничтожение такого огромного склада должно было стать не только серьезной стратегической победой, но и, что более важно, значительной психологической поддержкой для южновьетнамских и американских солдат, моральный дух которых снижало исключительное упорство врага, не считавшегося ни с какими жертвами.
Но где же находился этот огромный, спрятанный в горе склад, в котором могла разместиться целая дивизия с полным боевым вооружением? Где?