— Что будет с тобой, синьора? Куда ты поедешь, что будешь делать?
— Ты на все получишь ответ сегодня вечером, мое обожаемое дитя, которое я люблю.
— Но если ты так меня любишь, то почему не говоришь сейчас? Ты сказала, что вечером покинешь меня, уйдешь, исчезнешь и я останусь один... Неужели ты не понимаешь, Каби? Ты сделала меня частью своей жизни, я был никто, а теперь я кто-то только благодаря тебе. Я буду думать о тебе до конца своих дней. Ты не можешь вот так просто исчезнуть, оставив меня наедине со своей печалью.
— Не стоит печалиться, ты ведь будешь не один, а с Эйнджел, не так ли?
— Это только призрачная надежда.
— Ладно, хватит разговоров. — Бажарат подошла к столу и вскрыла конверт, заклеенный полосками бумаги и опечатанный тремя печатями. Вытащив из конверта двадцать шесть тысяч долларов, она протянула Николо тысячу, двадцать пять тысяч положила на стол, а двадцать четыре тысячи оставила в конверте. Затем снова заклеила конверт и протянула его Николо, державшему в руке тысячу долларов.
— Этого тебе хватит на жизнь в Нью-Йорке, — сказала она. — Могу ли я поступить честнее?
— Спасибо, — поблагодарил Николо. — Днем я передам этот конверт Анджелине.
— А ей доверяет портовый мальчишка?
— Да. Она не из твоего мира и не из моего. Несколько минут назад я разговаривал с ней, она уже выезжает в аэропорт. Прилетит в два двадцать пять, галерея семнадцать. Не могу дождаться.
— И что ты скажешь своей знаменитой леди?
— То, что подскажет сердце, синьора, а не голова.
В пять сорок шесть утра госсекретаря Брюса Палиссера разбудил звонок из Белого дома, а уже в десять минут седьмого он направлялся в лимузине в Овальный кабинет. Переговоры между Сирией и Израилем зашли в тупик, возникла угроза начала военных действий, возможно даже с применением ядерного оружия, если только совместными усилиями США, Англии, Франции и Германии не удастся охладить горячие головы противников соглашения в обеих странах. В шесть тринадцать жене Палиссера позвонил коммандер Хоторн и сказал, что ему срочно нужно поговорить с госсекретарем по чрезвычайно важному делу.
— Вероятно, нашлись более важные дела, — ответила Жанет Палвссер. — Он в Белом доме.
— Сожалею, сэр, но нам было приказано ни при каких обстоятельствах не прерывать заседание Совета безопасности...
— А предположим, — оборвал секретаршу расстроенный Хоторн, — просто предположим, что сейчас в воздухе находится баллистическая ракета, направленная прямо на Белый дом? Тогда бы я смог добраться до госсекретаря?
— Вы говорите, что баллистическая ракета...
— Нет, этого я не говорю! Я просто объясняю, что у меня чрезвычайно важное и срочное дело!
— Позвоните в госдепартамент.
— Яне могу звонить в госдепартамент!.. Палиссер приказал мне говорить только с ним.
— Подождите секунду... как вы сказали ваша фамилия?
— Хоторн.
— Ох, извините, сэр. Ваше имя было добавлено в самый конец списка в компьютере. А буквы такие маленькие, понимаете? Передавайте, пожалуйста, сообщение.
— Пусть немедленно позвонит мне. Он знает куда, я буду ведать его звонка. Он прямо сейчас получит это сообщение?
— Я передам его, сэр. — Раздался щелчок, и разговор закончился.
Хоторн повернулся к Пулу, который сидел в кресле, наклонившись вперед, и слушал.
— У них экстренное заседание в Белом доме. Надо было передать секретарше сообщение для Палиесера, что маньяк-генерал, который, возможно, находится на этом заседании, является участником заговора в целях убийства президента.
— Что нам теперь делать?
— Ждать, — ответил Тайрел. — Самое паршивое дело.
Мужчина и женщина прошли таможню и вышли в главный зал аэропорта Даллес. Поведение их было обычным, но причина прилета в США — отнюдь нет. Это были агенты Моссада, прибывшие с чрезвычайно важным заданием. Им следовало сообщить госсекретарю о человеке, являющимся ключевой фигурой в деле Бажарат, о сенаторе Несбите, который по каким-то совершенно необъяснимым причинам вел террористку к убийству, ожидавшемуся в любой день и час.
Они прилетели из Тель-Авива рейсом 8002 и объяснили чиновникам на таможне, что прибыли в США по служебным делам на несколько дней. По документам агенты значились инженерами, правительственными служащими, уполномоченными принять участие в проходящем в Вашингтоне совещании по вопросу будущих ирригационных проектов в пустыне Негев. Не проявивший к ним никакого интереса таможенник сделал отметку в паспортах, пожелал счастливого пути и занялся следующим пассажиром.
Офицеры Моссада быстро прошли в зал. Оба были в строгих деловых костюмах, она в черном, он в сером, в руках было по сумке и одинаковому чемодану-"диплома-ту". Они вместе подошли к телефонамавтоматам, и здесь женщина заговорила:
— Я позвоню в госдепартамент по его личному номеру, который дал нам полковник Абраме.
— Звони, — согласился ее спутник — белокурый мужчина с редкими волосами, сквозь которые проглядывала лысина. — Только помни, что, если после пятого звонка никто не ответит, надо повесить трубку.
— Поняла. — После пятого гудка майор повесила трубку. — Никто не отвечает.
— Тогда звони домой. Нам надо избегать коммутаторов. Майор достала из аппарата монету, вновь бросила ее в щель и набрала номер.
— Алло? — раздался в трубке женский голос.
— Попросите, пожалуйста, госсекретаря. У меня очень важное дело.
— С самого утра одни важные дела, — раздраженно ответила женщина. — Если у вас что-то срочное, то звоните в Белый дом. А я уезжаю в наш пляжный домик в Сент-Майклз.