— У меня есть кое-кто на примете, включая адмирала, который постоянно играет в покер с начальником охраны Белого дома.
— Звони, Филл!
19 часов 51 минута
Лимузин сенатора остановился у южных ворот Белого дома. Морские пехотинцы из охраны нашли фамилию сенатора в списке приглашенных, отсалютовали, и через несколько секунд лимузин быстро направился прямо к главному входу, а не к западному крылу, где находился Овальный кабинет. Когда они остановились возле небольшой лестницы у входа, Несбит помог графине и ее племяннику выбраться из машины, любезно поблагодарил охранников, распахнувших двери, и провел своих спутников внутрь.
— Это мой коллега из штата Мичиган, — представил Несбит встретившего их мужчину, — еще один сенатор от нашего штата. — После представления и обмена рукопожатиями в дверях появился фотограф с камерой. — Как я уже говорил вам, графиня, мой коллега состоит в одной партии с президентом, он приложил много усилий для организации этой аудиенции.
— Да, я помню, — подтвердила Бажарат. — Вы и ваш коллега хотели сфотографироваться с Данте Паоло?
— И с вами, конечно, если пожелаете.
— Нет, синьор, ваш главный козырь — мой племянник, а не я. Пожалуйста, поторопимся.
Было сделано четыре снимка, когда из коридора появился еще один мужчина в темном костюме и подошел к ним.
— Прошу прощения! — воскликнул он. — Маленькое недоразумение, вы должны были подъехать ко входу в западное крыло.
— Недоразумение, черт побери, — прошептал второй сенатор от штата Мичиган Несбиту. — Неужели ты думаешь, что глава администрации позволил бы нам сфотографироваться там?
— Тс-с, — шепнул в ответ Несбит. — Сделаем вид, что просто произошла ошибка.
— Да... конечно.
— Если бы охрана не передала нам по радио, что вы подъехали сюда, вам бы долго пришлось ждать, — пояснил сопровождающий. — А теперь идемте, я провожу вас в западное крыло.
Путешествие по залам заняло сорок шесть секунд. Наконец сенаторы и графиня с племянником вошли в Овальный кабинет, где их встретил глава администрации президента — худощавый мужчина невысокого роста с бледным лицом и настороженным взглядом, как будто бы ожидавший внезапного нападения оттуда, куда не проникал его взгляд. И все же манеры его были приятными, говорил он усталым голосом, как человек, который очень много работает.
— Для меня большое удовольствие видеть вас обоих, — произнес он, здороваясь за руку с Бажарат и Николо. — Президент уже спускается, но надеюсь, вы понимаете, графиня, что это будет очень короткая встреча.
— Большего мы и не просим, синьор, только фотографию для моего брата барона ди Равелло.
— Президент хочет, чтобы вы знали — и он, возможно, сам скажет вам об этом, — что краткость этой аудиенции вызвана важными государственными делами, но, между нами, дело еще в том, что на этой неделе собралась вся его большая семья, включая двенадцать внуков, и у первой леди свои семейные планы.
— Какая заботливая мать и бабушка, не так ли? У нас, итальянцев, обычно бывают большие семьи, и нас не пугают связанные с этим трудности.
— Очень любезно с вашей стороны, графиня. Садитесь, пожалуйста.
— Какое величественное место, Данте Паоло, не правда ли?
— Не понимаю, — отозвался Николо на итальянском. Бажарат повторила свою фразу по-итальянски.
— О да, конечно.
— Здесь сосредоточена власть над вселенной... Нам оказана большая честь!
— Не знаю, как насчет вселенной, графиня, но наверняка над большей частью мира... Не хотите ли присесть, господа сенаторы?
— Спасибо, Фред, — откликнулся один из сенаторов, — но ведь у нас мало времени, не так ли?
— Молодой человек?.. Господин барон?..
— Мой племянник слишком нервничает, чтобы сидеть, синьор.
Внезапно из коридора, ведущего в Овальный кабинет, послышался голос, и вошедший человек остановился перед сенаторами.
— Ну, если еще хоть один ребенок пнет меня в живот, или схватит за лицо, или начнет бороться со мной, я издам закон, ограничивающий рождаемость.
Президент США Дональд Бартлетт поздоровался за руку с сенаторами и прошел в кабинет. Ему было к семидесяти, среднего роста, прямые седые волосы, привлекательное, но покрытое морщинами лицо состарившегося актера, держащегося на энтузиазме прошедших лет. И вместе с тем искусный политик, способный в нужной ситуации продемонстрировать и силу и чувство юмора.
— Графиня Кабрини и ее племянник, барон... барон, господин президент, — объявил глава администрации.
— О, прошу извинить меня! — искренне воскликнул Бартлетт. — Мне казалось, что я пришел даже рано...
Примите мои извинения, графиня, — добавил президент по-итальянски.
— Вы говорите по-итальянски, господин президент? — спросила удивленная Бажарат, вставая с кресла.
— Не очень хорошо, — ответил президент, пожимая ей руку. — Прошу вас, садитесь. — Бажарат опустилась в кресло. — Был вынужден немного выучить итальянский во время войны. Тогда, во время нашей высадки в Италии, я был интендантом, и должен сказать вам, что многие ваши знатные семьи оказали нам большую помощь. Вы знаете, те, кто не очень любил Муссолини.
— Дуче — свинья!
— Мне часто приходилось это слышать, графиня. Еще до нашей высадки мы летали по ночам над территорией Италии и сбрасывали на парашютах провиант и боеприпасы на тот случай, если продвижение нашего десанта на север будет остановлено. Мы называли эти места пунктами снабжения. Я говорил сенатору, что, по-моему, встречался с вашим братом в Равелло.
— Думаю, что это был наш отец, господин президент. Благородный человек, который терпеть не мог фашистов.